На первый взгляд – это выставка живописи и сложно поверить, что тут речь идет о чем-то, кроме колористических утех. Швецов сделал буквально все, чтобы его картины транслировали романтическое буйство, пастозное сибаритство и живописную маэстрию. Жирный черный красочный слой на фонах запечатлел широкие «от бедра» взмахи шпателя. Томные прелести утонули в лессировках или выгнулись многослойными фактурами. Барышни изображены в шкурах, масках, туфлях, чулках, снабжены вычурными именами, как на сайтах, предлагающих коммерческий секс. Жаркие рубенсовские тени, рембрантовское золото в полутонах, киферовские комки и сгустки, размашистый рихтеровский флейц. Швецов наполнил свои работы убийственными аттракторами, триггерами, запускающими нерефлексивный восторг. Или такой же нерефлексивный гнев: «опять картина воспевает гендерное неравенство, опять эстетизируется расчеловечивание женщины, и это все сейчас, когда насилие всех сортов оказалось легитимировано»!
Чем сильнее эмоциональный отклик, тем громче закадровое хихикание автора. Живописные приемы и сюжеты, которые так ловко громоздит Швецов, нужны, чтобы превратить картину в издевательский балаган. То, что происходит на холсте, сплошное хулиганство: игра в объективацию, воспевание фетишизма, переходящее в гротеск, балансирование на грани классики, порно и контемпорари. Подсунуть под видом «высокого искусства» нарциссическую буффонаду с переодеванием из цисгендерного угнетателя, в его жертву на шпильках и в перьях – типичная для Петра Швецова стратегия. Живописные соблазны тут нужны, во-первых, для того, чтобы заманить незадачливого эстета в это секретное шапито. Во-вторых, как реквизит для представлений. В-третьих, как документация и свидетельство. Таким образом, жанр этой экспозиции – архивная выставка о серии перформансов.
Текст: Александр Дашевский.
