«Дэмьен Херст» из серии «Музей для Мышей»

Мышеловка – давний объект внимания и точка приложения творческих сил Владимира Козина. Двадцать пять лет назад он основал музей «Мышеловка современного искусства». Тогда художник попросил коллег использовать как основу для произведений обычные капканы для грызунов. В итоге получился своеобразный слепок с артистической среды конца 90-х начала 2000-х годов, фиксирующий личные связи, этапы творческих путей, типы художественного мышления. Орудие для насилия над мышами превращалось в инструмент для улавливания времени, фиксации изменчивой памяти. С тех пор мышеловка как медиум и как метафора никогда не покидали художественный арсенал Козина.

Новый извод этой темы, представший перед зрителями в форме «Музея для мышей», так же представляет из себя подборку художников, однако, на этот раз в нее попали абсолютные международные классики искусства 20-21 веков. Их список составлен по принципу личной симпатии – это та история искусства, которой автору хотелось бы поделиться, взять с собой на необитаемый остров. Каждое «громкое имя» представлено в козинском пантеоне мышеловкой-оммажем, сохраняющей иногда прямую, а иногда ассоциативную связь с наследием или авторским стилем звездного прототипа. Сам художник объясняет свой жест следующим образом: русскому искусству, в силу материальных обстоятельств, не хватает масштаба. Отечественный зритель должен представить, что он уменьшился до размеров мыши, чтобы, глядя на гигантские мышеловки, прочувствовать величину и величие contemporary art.

Образ мыши, боязливо скребущейся где-то за плинтусом, и, видимо, там же обустраивающей свой музей, в новой конфигурации отечественной культуры раскрывается c неожиданной стороны. Современное искусство и заодно вся современность возвращают себе статус подозрительной, полуподпольной территории, зоны риска. Мышь-еретичка, развесившая свои самодельные
контемпорари-иконы, демонстрирует тихий подвиг верности интернациональному художественному процессу. А изготовление Демиена Херста из обгрызенных деревянных колобашек в такой ситуации не воспринимается как карго-культурная практика или
ритуальное самооплевание. Теперь это важнейшее усилие памяти, акт сопротивления, сохранение и отстаивание своей системы ценностей. В том числе духовных.

Текст: Александр Дашевский